«Не забывай корней своих…»
|
|
План.
Введение………………………………………………………………….3 Глава 1. История села Евстратовки и его обитателей…………………5 Глава 2. «Опустел тот сад…»……………………………………………7 Глава 3. Стояла когда-то в нашем селе церковь……………………...13 Глава 4. Бабушкин дом на Садовой улице…….……………………...14 Заключение………………………………………………………………17 Использованная литература…………………………………………….19 Приложение……………………………………………………………...20
Введение. Не забывай корней своих, Крестов, на кладбище стоящих. Куском делиться на двоих, А другом быть так настоящим. Н. М. Паляничко Я родилась в селе Евстратовка, что раскинулось на юго-востоке Воронежской области, в двенадцати километрах от города Россоши. Родители, дедушки и бабушки и прадеды жили здесь. Переезжали с одной улицы на другую, но из родной Евстратовки не уезжали. Оба моих прадеда дошли до Берлина, но не прельстила их заграница, не отпустила их родина, позвала к себе родная чернозёмная земля, вернулись с победой домой. И в трудные голодные годы не поехал никто из них искать лучших мест, пухли от голода, а родные края не оставили. Не прельстил город и моих родителей своей более лёгкой жизнью, остались жить в Евстратовке. Уж больно хороши наши места, неброские торопливому взгляду, но завораживающие для того, кто родился и вырос тут. Стоишь на берегу Чёрной Калитвы, смотришь в прозрачную воду, и видишь каждую песчинка как на ладони. Ивы плакучие опустили свои косы до самой воды. А вокруг степной простор, ветер доносит запах полыни и разнотравья из полей. Смотрю я на Колбинскую гору и думаю, что вот так же когда-то, девчонкой, любовалась этой красотой моя мама, а ещё раньше её мама – моя бабушка. А раньше… От этих мыслей даже дух захватывает. Какими были те, кто жил на этой земле до меня, ведь в селе, если «полистать» родословные, все коренные жители друг другу родственники. В селе много семей с одинаковыми фамилиями, получается, что в каком – то поколении были родственниками все Прохоренко или Греки, проживающие в селе. Моя фамилия – Плугатырёва – самая настоящая крестьянская фамилия, потому что в старину плугатырями называли пахарей, возделывающих плугом землю. Мой дедушка по материнской линии – Прохоренко Анатолий Михайлович - не устаёт повторяет: «Не забывай корней своих…» Для меня «корни» - это не только мои родственники, это село, в котором я родилась, и люди, которые жили и живут на этой земле. Сведения для этой работы я собирала по крупицам, потому что для человеческой памяти сто лет уже длинный срок длинный срок.
Глава 1. История села Евстратовки и его обитателей.
Войны, революции и социальные потрясения за сто лет изменили облик села безвозвратно: исчезла не только помещичья усадьба, но и церковь с которой когда-то зарождалась слобода Межёнка, не сохранилось в селе ни одной саманной хаты, крытой соломой и обнесённой плетнём. Ой, село моё, да раздольное, Вдоль по берегу речки лежишь. Расскажи ты мне, да привольное, Сколько лет на земле ты стоишь? Назови мне своих основателей, Тех, кто первый здесь дом возвели. Красоты твоей создателей, Поимённо их всех назови… Писала в своём стихотворении моя бабушка - Нина Паляничко. С большой любовью и гордостью произносим эти слова и мы. Нам есть чем гордиться, нам есть о чём задуматься и есть, что исправлять. Возникло село Евстратовка на левом берегу реки Чёрная Калитва, при впадении в неё степной речушки Межёнка, в первой четверти XVIII в. Название реки Межёнка, по видимому, происходило от её природных особенностей, неподалёку впадая в другую реку - Чёрную Калитву - она имела свойство « межени»- продолжительного стояния низкого уровня воды в летнее время. По всей видимости, разделённые рекой Межёнкой поселения, первоначально назывались Большой и Малой Межёнкой, так как второе название среди местных жителей сохранилось до сих пор. Для того чтобы превратить степную целину в культурную ниву, требовалось много рабочих рук. Рядовые – приписанные к полкам казаки -украинцы были малочисленны, за службу правительство давало им небольшие наделы. Рабочих рук ждала земля, её поначалу хватало – вольной, свободной. Но пахарь выходил в поле с оружием, чтобы защищаться от набегов кочевников. Пахарь выходил в поле с оружием, чтобы защищаться от набегов кочевников. Так зарождались в степных просторах под сенью у родниковых криниц слободы (от слова - свобода), сёла и хутора, населяемые крестьянами-воинами, составившими Острогожский слободской полк. Переселенцы из Украины (Черкасска, Полтавщины) принесли с собой не только новую для здешних мест культуру, но и язык, абсолютно не похожий, ни на русский, ни на тот, на котором говорят современные украинцы. Местные жители зовут себя хохлами и считают себя самобытной народностью. «Самое раннее упоминание о Меженке относится к 1731 году. К тому времени село уже имело церковь. В 1779 году селом владела помещица Анна Куколевская, в нем насчитывалось 102 двора. Свое нынешнее название «Евстратовка» село получило в 1787 г., после того как перешло в собственность помещика Евстрата Куликовского. В 1821 г. в селе была выстроена каменная Преображенская церковь. В середине XIX слобода Межёнка (сейчас хутор Малая Меженка) попала во владение Петра Евстратовича Куликовского, а а слобода Евстратовка с 4-мя хуторами принадлежала полковнику Никанору Евстратовичу Куликовскому. В этот период в Евстратовке было 232 двора, в которых жили 833 крепостных, из них дворовых 10 человек». [2] С середины ХIХ века в усадьбе действовал конный завод, в начале ХХ в. насчитывавший 33 лошади. Была овчарня, на которой разводились английские и испанские тонкорунные породы овец, особо отмечавшиеся современниками. Евстратовский помещик Александр Никанорович Куликовский – крупный землевладелец, владевший в то время поместьем, был полковником запаса. Куликовский состоял на царской военной службе и исполнял обязанности «ремонтёра» конского поголовья, а Евстратовка числилась как «депо ремонта лошадей». Это позволяло помещику держать при себе до сотни солдат, выполнявших роль сторожей и слуг. Женой А.Н. Куликовского была морозовская помещица Евдокия Николаевна, урожденная Харина. У них было двое детей: дочь Александра и сына Николай, тот самый, что стал царским зятем, взяв в жёны сестру царя Николая II – Ольгу Александровну Романову. Я пыталась найти в Интернете хоть какие-то упоминания о Николае Куликовском связанные с селом, но тщётно. То ли не хотел вспоминать свою мятежную родину «царский зять», то ли старался лишний раз не подчёркивать своё невысокое происхождение.
Глава 2. «Опустел тот сад…»
В школьном краеведческом музее, рядом с божницей, среди вышитых рушников и старых фотографий, висит одна неприметная фотография в тёмной рамке – «Усадьба пана Куликовского». Эта фотография, да местечко, прозванное местными жителями «панский сад» - всё, что осталось от добротной барской усадьбы, которая когда-то располагалась в центре села Евстратовка, Острогожского уезда, Воронежской губернии. В наших местах не сохранилось не тронутой ни одной барской усадьбы. «В состав классической барской усадьбы обычно входили барский дом, несколько флигелей, конюшня, оранжерея, постройки для прислуги и другие постройки. Парк, примыкающий к усадьбе, чаще всего носил ландшафтный характер, часто устраивались пруды, прокладывались аллеи, строились беседки, гроты. В крупных усадьбах нередко строилась церковь. После Октябрьской революции 1917 года практически все русские дворянские усадьбы были оставлены владельцами, большая часть из них подверглась разграблению и дальнейшему запустению. В ряде выдающихся усадеб в годы советской власти были созданы музеи (Архангельское, Кусково, Останкино — в Подмосковье и Москве), в том числе мемориальные («Ясная Поляна» в Тульской области, Пушкинский заповедник и др.). По сведениям национального фонда «Возрождение русской усадьбы», в России на конец 2007 года насчитывалось около 7 тысяч усадеб, являющихся памятниками истории и архитектуры, причём около двух третей из них находятся в разрушенном состоянии.»[1] «Панский сад» в Евстратовке - это место, которое знает не только любой житель села, но и тот, кто в нём побывал. Мои сверстники, как оказалось, и не задумывались, как и откуда произошло это название. Моя мама помнит этот сад, а сейчас от него осталось лишь загадочное название, да одинокая липа в конце бывшей панской усадьбы. Не поднялась рука срубить стройную красавицу, которая не мешала никому, да и сейчас дороги не преграждает. А когда-то кусты сирени бушевали на этих просторах. Каким был он, тот сад? Об этом сейчас можно лишь догадываться. Может быть таким, каким описывал подобный сад Юрий Нагибин в рассказе «Сирень». … Сирень зацветала после того как отцветёт черёмуха. Она зацвела вся разом, после сильных грозовых ливней, за одну ночь вскипела и во дворе, и в аллеях, ив парке. Рослые кусты белой, голубой и розовой сирени теснились между флигелем и конюшней. Низенькая персидская сирень с приторно-душистыми сверкающими соцветиями образовывала живую изгородь меж двором и фруктовым садом. В окна господского дома заглядывала самая красивая блекло-фиолетовая, отягощённая многочисленными кистями венгерская сирень… В нашем степном краю это сиреневое цветение было большой диковинкой. У крестьянских домов и деревьев было мало, а уж про сирень и речи нет. Издали можно было лишь полюбоваться местным жителям на сад грозного пана и вдохнуть воздух, напоённый нежным ароматом. А после, когда не стало пана, любила местная молодёжь собираться здесь, под гармошку песни петь и плясать. Здания, оставшиеся от панской усадьбы, стали использовать. Сначала в одном из них поместили библиотеку, а в другом, чуть поодаль разместили медпункт, который местные жители называли «больницей». В этом же здании жили и медицинские работники, которые по первому зову спешили к больным за многие километры пешком. Это здание разрушили уже в 70-х годах прошлого столетия, тогда библиотеку перенесли в новый сельский клуб, а медпункт переехал на его место. В окошко заглядывали ветки сирени, они тоже лечили больных, несли людям радость и надежду. Конец 80-х внёс смуту не только в жизнь страны, но и сада. Раздался стук топоров, да последняя песня деревьев, простоявших на этой земле сотню лет. На месте старинного сада появилась строительная площадка, решили здесь установить зимовку для колхозной пасеки. Она, к слову сказать, просуществовала на том месте не долго. Сейчас в нашем селе о панской усадьбе остались лишь смутные воспоминания. Проживал здесь пан когда-то: Самый первый сторожил. Был жестокий, самовольный, Верою царю служил. От жилья его былого Не осталось ничего, Революции и войны Уничтожили его. Теперь только одинокая липа, которая каждое лето цветёт, служит людям напоминанием и укором их жестокости и короткой памяти. Я думаю, что никто бы не отказался майским днём попасть в заросли цветущей сирени или посидеть в летнюю жару в прохладной тени деревьев, побывать на экскурсии и познакомиться с бытом местных помещиков, но наши предшественники и динамичная история XX века этой возможности нам не предоставила. Печальное зрелище представляет сейчас бывший некогда ухоженный сад. Меняются хозяева, но лучше здесь пока не становится.
Глава 3. Стояла когда-то в нашем селе церковь.
Какое чувство сопричастности Родине просыпается, когда глядишь на старые храмы. В них будто слышится зов земли, много перенесшей. Представьте вечерний звон колоколов, который плывёт в лазоревом небе, и сама земля в этом звучании кажется сказочной и былинной. Наступающие сумерки скрывают приметы уходящего дня в закатную мглу, а чистота звучания вечернего звона воспринимается яснее и чётче. Легко дышится воздухом, напоённым ароматом полевых трав и цветов, горьким запахом костров. Загорается первая звезда, а душа все ещё полна звучанием говорящих колоколов, до слёз тронутая радостью общения с природой. Стояла когда-то и в нашем селе Троицкая церковь. Рядом со школой, возвышался её купол. Батюшка приходил в школу проводить занятия по закону Божьему. Может быть, поэтому не заглядывала туда полиция. С детства ученики задумывались о «вечном» и боялись гнева Божьего. Было, где местным жителям спросить совета и покаяться в грехах. Печальная участь постигла храм. Большевики поставили перед собой цель воспитать «нового человека», достойного жить в коммунистическом обществе. Одним из направлений коммунистического воспитания было нравственное совершенствование человека, что во все времена являлось делом церкви. В селе Евстратовка революционные настроения были так сильны, а классовое противостояние столь жестоко, что не только церковь разрушили, но и сожгли церковно–приходские книги, по которым можно было проследить родовые корни всего села. Только вот поступки тех, кто гордо величал себя безбожниками, эхом отзываются в сегодняшнем дне. Знал ли тот, кто вел толпу на храм, что валит не просто церкви, под самый корень рубили крепы, коими веками держалась народная жизнь. Разрушенная, приспособленная под хозяйственные нужды церковь сиротливо простояла до самой войны. Мой дедушка – Прохоренко Анатолий Михайлович - во время войны был ещё мальчишкой, запомнился ему тот день, когда у церкви раздался взрыв. Немцы решили избавиться от высоких куполов и блестящих крестов, которые служили хорошим ориентиром для нашей авиации. Не поддалась церковь. На совесть строили русские мастера. Ещё взрыв и ещё… Стоит церковь, как стоит наш народ не взирая на все испытания, стоит, как стоят за правое дело. Звереют фашисты, сильнее заряд, мощнее взрыв. Склонился купол церкви в прощальном поклоне землякам, не отступившим от веры и не предавшим Родину. На развалинах храма никто не строился, кирпичи местные жители потихоньку разобрали на свои нужды. Строительный материал понадобился на хозяйственные постройки. Обыкновенная история обыкновенного сельского храма. Подобным нет числа. Все они позабыты. Заросло полынью горькой это место, сравнялось всё с землёй, стёрлись в памяти людской воспоминания. Пришли на это место экскаваторы, стали рыть котлованы под новые дома. Вместе с землёй на поверхности оказались кости людские, черепа. Сейчас на месте церкви и сельского кладбища стоят две сельские улицы. Вдумайтесь: на чем они стоят? Больше в Евстратовке так и не построили храма, было уже несколько попыток начать строительство, но не даёт епархия благословления на возведение церкви. Наверное, не выстрадали до конца внуки грехи своих дедов, не пришло ещё время.
Глава 4. Дом на Садовой улице.
Неузнаваемо изменился за сто лет облик села. Теперь только благодаря воспоминаниям старожил да искусно сделанным макетам мы можем представить, как выглядело наше село. Саманные выбеленные снаружи и внутри хаты-мазанки, покрытые соломой или камышом (по местному – «очеретом»), выстраивались в длинные улицы. Из-под соломенной крыши торчала довольно высокая труба. Внизу, вокруг по всему периметру, хата обкладывалась невысоким ящиком из брёвен, куда засыпалась земля. Это устройство называлось «прызьбой». Вокруг окон и дверей для украшения обводили красной или чаще желтой каймой. Спереди хаты находилось крыльцо с навесом, столбами и решеткой с трех сторон. За низенькой дверью и высоким порогом располагались сени, где был огорожен чулан. Из сеней вели две комнаты, тоже с низкими дверьми и высокими порогами. Внутри хата мазалась глиной и мелом обычно четыре раза в год – перед Пасхой, Рождеством, Троицей и перед престольным праздником. Потолок («горище») обмазывался сверху глиной и на нём помещали сушеные плоды, хлеб, выделанные овчины, ненужную одежду и другую всячину. Позже начали строить хаты с высоким крыльцом, а внутри отделяли кухню и «кимнату» - чистую половину хаты. Полы в хатах чаще всего были земляными, они периодически смазывались раствором глины с коровьим помётом. Летом, для отдушки, свежесмазанный пол посыпали полынем. Внутреннее убранство хаты очень скромно - деревянные лавки, деревянные кровати, устланные досками и перинами, посередине комнаты длинный некрашеный стол с ящиком, возле которого чаще всего стояли небольшая лавка и табуретки, на стене «полыця» - полка для посуды. Печь было не только на кухне, но и в чистой половине. У многих хозяев другая комната была там, где по-настоящему должен быть чулан, то есть в сенях. Она называлась «хатыною» и делалась иногда для стариков, а иногда использовалась как кухня. В чулане ставили молоко и другие припасы, а так же сундуки, которые назывались «скрынями». Если чулана не было, то в этом месте делался закром для зерна, хотя часто хлеб сыпался на потолок. Передний угол хаты назывался «покутью», он или оклеивался обоями, или разрисовывался цветной глиной. В этом углу находились «образа». Местные жители очень любили украшать хату иконами, перед которыми висели лампады. Под иконами в углу лежали книги, если в семье были грамотные. Летом этот угол старались украсить васильками, гвоздиками, любистком и калиной. Перед «покутью» стоял большой стол, на котором стояли хлеб с солонкой. В простенке на большой стене висело зеркало, покрытое рушником из тонкого полотна, вышитого «гарусом»». Дворы были большие, огораживались невысокими плетнями из хвороста и лозы. В палисадниках, за плетнём росли мальвы, чернобривцы, васильки, черёмуха и калина. Чинно стали в ряд хаты белые, Окна светятся, что девичий взор, Петухи поют ошалелые И ведут старики разговор. Я читаю эти строки, написанные Ниной Паляничко, и представляю себе былой облик села. Очень жаль, что в селе не осталось ни одного такого дома, а ведь моя мама помнит, что в её детстве были целые улицы, застроенные хатами. До сих пор на Садовой улице стоит дом, в котором жили Ульяна Григорьевна и Егор Прокопович Прохоренко – бабушка и дедушка моей мамы. Сколько детских воспоминаний связано у мамы с этим домом, сколько знают и помнят стены этого дома. Ушёл на фронт Егор Прокопович. Дома остались мать, отец, жена Ульяна и четверо маленьких дочек. В июле 1942 года село заняли немцы. Жителей выгнали из домов. Ульяна ушла работать в поле. Рыть землянку пришлось старику - отцу. Много ли может сделать пожилой человек? Подошли два итальянца, из расквартированных войск. Один взял у деда лопату, а второй сидел на куче земли, наблюдал, чтобы поблизости никого не было. Так и построили землянку. Разместилась семья как смогла. Беда, как известно, не ходит одна. Случилось так, что заболела самая младшая дочь - Нина, а за ней и жена Егора. Немецкий солдат увидел, что ребёнок болен. Он что-то говорил на своём языке, и обитатели землянки поняли, что солдат хочет помочь ребёнку. У него тоже есть свои дети, и он всё прекрасно понимает. Ульяне немецкое лекарство помогло, а Нину спасти не удалось. Сколотили маленький гроб, запрягли лошадей и поехали на кладбище. По дороге встретились немецкие солдаты. Распрягают лошадей, отталкивая плачущих женщин. И тогда одна из них открыла гроб. Солдаты опустили головы и отошли. Если в душе у человека теплится хоть капля сострадания, материнское горе трудно не понять. И с того дня до самой смерти Ульяна ни разу не съела яблока до яблочного Спаса, говорила: « Будет Господь деткам раздавать яблочки, а моей доченьке не даст, скажет, что за тебя уже их съели». Немцы отступали. Прабабушка моя решила испечь хлеб. Запах свежеиспечённого хлеба далеко слышен, особенно если у тебя в котомке мерзлый. Неожиданно в дверях показался солдат, свой, родной, попросил хлеба. Ну как не дать своим солдатикам хлеба! Так и раздала весь! Самой большой комнатой в доме Прохоренко Ульяны Григорьевны и Егора Прокоповича была кухня, где стояла большая русская печь, в которой бабушка пекла вкусный душистый хлеб и большие румяные пирожки, в ней она сушила груши, вишни , яблоки из собственного сада, а зимой готовила «силос» (запекала сушеные фрукты со свёклой и тыквой). Запах и вкус бабушкиной стряпни мама помнит до сих пор. Посередине кухни стоял огромный стол, за которым собиралась вся большая и дружная семья Прохоренко. Через годы, когда дети разъехались, по сложившейся привычке, Ульяна Григорьевна и Егор Прокопович садились по разным концам стола, так как когда-то, когда вокруг него сидела их дружная семья, сидели их дети. Дом бабушки Ульяны и дедушки Егора пустовал редко. Многочисленные внуки, которых было 11, не давали скучать старикам. Бабушка была очень гостеприимная, даже случайный гость не уходил из дома не накормленным. Зимой, когда заканчивались полевые работы, бабушка Ульяна ставила на кухне станок, чтобы ткать из ветоши «подстёлки», так у нас называют домотканые половики, которыми до 80-х годов прошлого века застилали полы в деревенских домах. Недостатка в рабочей силе на этот случай у Ульяны Григорьевны не было. Внуки слетались как на мёд, с дедушкиной пасеки, устанавливали очередь к ткацкому станку. Иногда случались драки, если кто-то хотел без очереди поработать ткачом. В зимнюю стужу, после того, как были измерены все сугробы в округе, внуки, а через время и правнуки гурьбой вваливались в тёплую хату. Пока сушились валенки и варежки, они грелись на тёплой лежанке, там порой и засыпали под бабушкины сказки и «преданья старины глубокой», так бабушка называла рассказы о своём детстве. Эти воспоминания до сих пор согревают мамину душу, и она благодарна судьбе за эти детские впечатления.
Заключение.
Плох тот народ, который не помнит своих корней, своё прошлое. Плохи те дети, что не помнят своих прадедов. Память - какое ёмкое это слово. Сколько событий бережно она хранит в своих тайниках и заставляет размышлять о прошлом, думать о будущем, а в настоящем делать меньше ошибок. Что-то второстепенное стирается в ней как не нужное, а что–то значимое, корневое остаётся надолго. Память умеет хранить, а потом доставать из своих тайников события давно ушедших лет. Именно память знакомит меня с людьми, которых я не смогу увидеть даже на фотографиях. Это мои предки, это мои корни. Память не позволяет душе черстветь в ежедневных передрягах, а заставляет стремиться к высокому нравственному идеалу, которым для меня являются мои предки близкие и далёкие - мои корни. В сельском музее нашего села рядом висят фотографии двух моих прадедов - Прохоренко Михаила Ивановича и Прохоренко Егора Прокоповича. Оба храбрые солдаты, грудь украшают ордена и медали. Это о них, о своём отце и обо всех фронтовиках, от имени поколения внуков написала моя бабушка Паляничко Нина Михайловна: Я не знаю, каким был мой дед, Приняла его рано земля. Видно знал он немало бед, Раз ушёл, не увидев меня. Говорила мне мама не раз, Что виною всему война. Защищал от фашистов он нас, И его, и тебя, и меня. Воевал от звонка до звонка И ранения дед мой имел. Жизнь солдата была нелегка, Выжить, как – то он всё же сумел. Повидал он немало слёз, Защищая Отчизну свою, И награды он с фронта принёс, Видно храбрым был дед в бою. Умер дед много лет назад, Не по книгам о нём расскажу. А награды в музее есть, Приходите, я вам покажу. Хоть прошло уже много лет. Я слезу показать не стыжусь, Незнакомый, геройский мой дед, Я тобой очень - очень горжусь.
Хочется быть достойной их светлой памяти, не подвести и не предать.
Использованная литература. 1.Коробко М. газета "История" издательского дома «Первое сентября» 34-35'2003 г., «Культура русской дворянской усадьбы» 2.Морозов А. Я. «Россошь: земли родной начало», издательство Творческое объединение «Альбом», г. Воронеж, 2004г.
|