Опустел тот сад...

В школьном краеведческом музее, рядом с божницей, среди вышитых рушников и старых фотографий, висит одна неприметная фотография в тёмной рамке – «Усадьба пана Куликовского». Эта фотография, да местечко, прозванное местными жителями «панский сад» -  всё, что осталось от добротной барской усадьбы, которая когда-то располагалась в центре села Евстратовка, Острогожского уезда, Воронежской губернии.

Войны, революции и социальные потрясения за сто лет изменили облик села безвозвратно: исчезла не только помещичья усадьба, но и церковь с которой когда-то зарождалась слобода Межёнка, не сохранилось в селе ни одной саманной хаты, крытой соломой и обнесённой плетнём.

Академик Дмитрий Сергеевич Лихачёв в «Письмах о добром и прекрасном» справедливо  отмечал, что утраты в природе восстановимы до известных приделов… Иначе дело обстоит с памятниками культуры. «Их утраты невосстановимы, ибо памятники всегда индивидуальны, всегда связанны с определённой эпохой в прошлом, с определёнными мастерами. Каждый памятник разрушается навечно, искажается навечно, ранится навечно. И он совершенно беззащитен, он не восстановит самого себя».[3] Темой исследовательской работы я выбрала направление «Исчезнувшие памятники архитектуры, градостроительства» потому, что эта тема не только близка, но и  волнует меня. Поиск информации я начала с бесед с дочерью евстратовского краеведа Шаповалова Андрея Александровича – Синяшиной Татьяной Андреевной, дедушкой - Прохоренко Анатолием Михайловичем, мамой - Плугатырёвой Людмилой Анатольевной. В книгах россошанских краеведов А. Я. Морозова «Россошь: земли родной начало» и П. Е. Болотова «Слобода Россошь» я нашла материал о помещиках Куликовских,  быте крестьяеского населения юга Воронежского края, но сведения об усадьбе и церкви там отсутствуют, поэтому конкретные факты об исчезнувших памятниках села мне подсказали местные жители. Эти сведения собирались по крупицам, потому что для человеческой памяти сто лет длинный срок.

  Село Евстратовка и его обитатели.

Возникло село Евстратовка на левом берегу реки Чёрная Калитва, при впадении в неё степной речушки Межёнка, в первой четверти XVIII в.

Название реки Межёнка, по видимому, происходило от её природных особенностей, неподалёку впадая в другую реку - Чёрную Калитву - она имела свойство « межени»- продолжительного стояния низкого уровня воды в летнее время. По всей видимости, разделённые рекой Межёнкой поселения, первоначально назывались Большой и Малой Межёнкой, так как второе название среди местных жителей сохранилось до сих пор. 

Для того чтобы превратить степную целину в культурную ниву, требовалось много рабочих рук. Рядовые – приписанные к полкам казаки были малочисленны, за службу правительство давало им небольшие наделы. Рабочих рук ждала земля, её поначалу хватало – вольной, свободной. Но пахарь выходил в  поле с оружием, чтобы защищаться от набегов кочевников. Пахарь выходил в поле с оружием, чтобы защищаться от набегов кочевников. Так зарождались в степных просторах под сенью у родниковых криниц слободы (от слова - свобода), сёла и хутора, населяемые крестьянами-воинами, составившими Острогожский слободской полк.

«Самое раннее упоминание о Меженке относится к 1731 году. К тому времени село уже имело церковь.

В 1779 году селом владела помещица Анна Куколевская, в нем насчитывалось 102 двора. Свое нынешнее название «Евстратовка» село получило в 1787 г., после того как перешло в собственность помещика Евстрата Куликовского.

В 1821 г. в селе была выстроена каменная Преображенская церковь.

В середине XIX слобода Межёнка (сейчас хутор Малая Меженка) попала во владение Петра Евстратовича Куликовского, а а слобода Евстратовка с 4-мя хуторами принадлежала полковнику Никанору Евстратовичу Куликовскому.

 В этот период в Евстратовке было 232 двора, в которых жили  833 крепостных, из них дворовых 10 человек». [4]

С середины ХIХ века в усадьбе действовал конный завод, в начале ХХ в. насчитывавший 33 лошади. Была овчарня, на которой разводились английские и испанские тонкорунные породы овец, особо отмечавшиеся современниками.  Евстратовский помещик   Александр Никанорович Куликовский – крупный землевладелец, владевший в то время поместьем,  был полковником запаса. Куликовский состоял на царской военной службе и исполнял обязанности «ремонтёра» конского поголовья, а Евстратовка числилась как «депо ремонта лошадей». Это позволяло помещику держать при себе до сотни солдат, выполнявших роль сторожей и слуг.

 Женой А.Н. Куликовского была морозовская помещица Евдокия Николаевна, урожденная Харина. У них  было двое детей: дочь Александра и сына Николая, тот самый, что стал царским зятем, взяв в жёны сестру Николая II – Ольгу Александровну Романову.

На рубеже ХIХ и ХХ вв. Куликовские владели 12 тысяч десятинами земли, в списках населенных мест губернии 1900 г. значатся десятки владельческих хуторов и усадеб, принадлежавших Куликовским. Ряд современных сел носят названия, полученные от Куликовских (например, Алейниковское поселение). Центр же землевладений Куликовских находился в сл.Евстратовке.

В начале ХХв. в усадьбе постоянно проживало 45 человек.  

Евстратовка во второй половине ХIХ – начале  ХХ вв. являлась волостным центром Острогожского уезда. В 1900 году имела 334 двора и 2213 жителей, 6 общественных зданий, 2 училища, 4 торговых заведения. Четверть века спустя в 1926 году население села уменьшилось до 1564 человек, а количество дворов сократилось до 301.

  «Опустел тот сад…»

Дома косые, двухэтажные,

И тут же рига, скотный двор,

Где у корыта гуси важные

Ведут немолчный разговор.

В садах настурции и розаны,

В прудах зацветших караси,

— Усадьбы старые разбросаны

По всей таинственной Руси

                                               Н. Гумилев      («Старые усадьбы»)

Одной из важнейших составляющих отечественной культуры являются загородные усадьбы с их искусством, архитектурой, бытом, укладом жизни.

Как правило, термин «усадьба» относят к владениям русских дворян и  других зажиточных   сословий, относящимся к XVII — началу XX веков.

Усадьба — комплекс жилых, хозяйственных, парковых и иных построек.

У этого термина существуют и другие значения.

«Термин усадьба (в понимании, близком к современному) прослеживается, по крайней мере, с XVII в., хотя встречался он тогда достаточно редко. В таких документах, как писцовые и переписные книги, чаще употребляются выражения двор вотчинников и двор помещиков, в зависимости от существовавших тогда форм собственности на землю (до 1714 г. различались вотчины — родовые или приобретенные имения и поместья — имения, дававшиеся дворянам на время службы). Обычно, владельцы старались выкупать поместья в собственность, которые таким образом становились вотчинами.

 В состав классической барской усадьбы обычно входили барский дом, несколько флигелей, конюшня, оранжерея, постройки для прислуги и другие постройки. Парк, примыкающий к усадьбе, чаще всего носил ландшафтный характер, часто устраивались пруды, прокладывались аллеи, строились беседки, гроты.  В крупных усадьбах нередко строилась церковь.

Одни вкладывают в  это понятие только основной архитектурный ансамбль с парком или вне парка, другие включают в него и хозяйственные постройки, третьи, наоборот, распространяют его на всю территорию, ранее принадлежавшую владельцам усадьбы, т.е. фактически используя как синоним термина имение — относительно крупное землевладение с исторически обусловленными границами.

Многие русские усадьбы были построены по оригинальным проектам известных архитекторов, в то же время немалая часть строилась по «типовым» проектам.

После Октябрьской революции 1917 года практически все русские дворянские усадьбы были оставлены владельцами, большая часть из них подверглась разграблению и дальнейшему запустению. В ряде выдающихся усадеб в годы советской власти были созданы музеи (Архангельское, Кусково, Останкино — в Подмосковье и Москве), в том числе мемориальные («Ясная Поляна» в Тульской области, Пушкинский заповедник и др.).

По сведениям национального фонда «Возрождение русской усадьбы», в России на конец 2007 года насчитывалось около 7 тысяч усадеб, являющихся памятниками истории и архитектуры, причём около двух третей из них находятся в разрушенном состоянии.»[2]

 Есть в Евстратовке место, которое знает  не только любой житель села, но и тот, кто в нём побывал. Называется оно «панский сад». Мои сверстники, как оказалось, и не задумывались, как и откуда произошло это название. Моя мама помнит этот сад, а сейчас от него осталось лишь название, да одинокая липа в конце бывшей панской усадьбы. Не поднялась рука срубить стройную красавицу, которая не мешала никому, да и сейчас дороги не преграждает. А когда-то кусты сирени бушевали на этих просторах. Каким был он, тот сад? Об этом сейчас можно лишь догадываться. Может быть такой, каким описывает его Юрий Нагибин в рассказе «Сирень».

… Сирень зацветала после того как отцветёт черёмуха. Она зацвела вся разом, после сильных грозовых ливней, за одну ночь вскипела и во дворе, и в аллеях, ив парке.  Рослые кусты белой, голубой и розовой сирени теснились между флигелем и конюшней. Низенькая персидская сирень с приторно-душистыми сверкающими соцветиями образовывала  живую изгородь меж двором и фруктовым садом. В окна господского дома заглядывала самая красивая блекло-фиолетовая, отягощённая многочисленными кистями венгерская сирень…

 В нашем степном краю это было большой диковинкой. У крестьянских домов и деревьев было мало, а уж про сирень и речи нет. Издали можно было лишь полюбоваться местным жителям на сад грозного пана и вдохнуть воздух, напоённый  нежным ароматом.

А после, когда не стало пана, любила местная молодёжь собираться здесь, песни петь и под гармошку плясать. В зданиях, оставшихся от панской усадьбы, сначала поместили библиотеку, а в другом, чуть поодаль разместили медпункт, который местные жители называли «больницей». В этом же здании жили и медицинские работники, которые по первому зову спешили к больным за многие километры пешком. Это здание разрушили уже в 70-х годах прошлого столетия, тогда библиотеку перенесли в новый сельский клуб, а медпункт переехал на его место. В окошко заглядывали ветки сирени, они тоже лечили больных, несли  людям  радость и надежду.

 Конец 80-х внёс смуту не только в жизнь страны, но и сада. Раздался стук топоров, да последняя песня деревьев, проживших на этой земле сотню лет. И на месте старинного сада появилась строительная площадка. Решили разместить здесь  зимовку для колхозной пасеки. Она, к слову сказать, просуществовала на том месте не долго.

Сейчас в  нашем селе от панской усадьбы остались лишь смутные воспоминания.  

Проживал здесь пан когда-то:

Самый первый сторожил.

Был жестокий, самовольный,

Верою царю служил.

От жилья его былого

Не осталось ничего,

Революции и войны

Уничтожили его.

 Осталось только название от бывшего сада, да одинокая липа, которая каждое лето цветёт и служит людям напоминанием и укором их жестокости и короткой памяти. Я думаю, что никто бы не отказался майским днём попасть в заросли цветущей сирени или посидеть в летнюю жару в прохладной тени деревьев, побывать на экскурсии и познакомиться с бытом местных помещиков, но наши предшественники и динамичная история XX века этой возможности нам не оставили. Печальное зрелище представляет сейчас бывший некогда ухоженный сад. Меняются хозяева, но лучше здесь пока не становится.

Стояла  в селе церковь.

 Проблема сохранения культурного наследия прошлого имеет в каждой стране свои особенности. Для нашей страны эта проблема стоит наиболее остро. Борьба с религией, принявшая в 30-х годах прошлого века массовый характер стихийного бедствия, вылилась в массовое уничтожение церквей.

Печальная участь постигла и евстратовскую церковь. Когда-то, рядом со школой возвышался купол церкви. Батюшка приходил в школу проводить занятия по закону Божьему. Может быть, поэтому не бывала там полиция. С детства многие ученики задумывались о вечном и боялись вызвать гнев Божий. Было где местным жителям спросить совета и покаяться в грехах.

А какое чувство сопричастности Родине просыпается, когда глядишь на старые храмы. В них будто слышится зов земли, много перенесшей.

Представим вечерний звон колоколов, который плыл в лазоревом небе, и сама земля казалась сказочной и былинной. Наступающие сумерки скрывали приметы уходящего дня в закатную мглу, а чистота звучания вечернего звона воспринималась яснее и чётче. Легко дышалось воздухом, напоённым ароматом полевых трав и цветов, горьким запахом костров. Загоралась первая звезда, а душа  все ещё была полна звучанием говорящих колоколов, до слёз тронутая радостью общения с природой.

В 1704-1917г. деятельностью церквей руководила Воронежская духовная консистория. На территории нашего района, относившегося тогда к Острогожскому уезду, находились:

в Александровке - Троицкая церковь

в Анновке (с. Алейниково) – Александра Невского

в Евстратовке – Троицкая (по другим источникам Преображенская)

(в Малой Межёнке – Сергиевская)

в Екатериновке – св. Екатерины

в Еленовке – Константина и Елены

в Жилино – Благовещенская

в Ивановке – Иоанна Богослова

в Копанках – Рождества Богородицы

в Кривоносово – Параскевы Пятницы

в Криничном – Рождества Пресвятой Богородицы

в Кулаковке – Никольская

в Лизиновке – Стефановская

в Морозовке – Иоакимо – Аннинская

в Нижнем Карабуте – Архангела Михаила

в Николаевке – Евдокиевская

в Поддубном – Трехсвятская

в Поповке – Покровская

в Старой Калитве – Успения Пресвятой Богородицы

в Шрамовке – Богородицкая

Церкви были также в селах Архиповка, Новая Калитва, Цапково, Терновка.

Большевики поставили перед собой цель воспитать «нового человека», достойного жить в коммунистическом обществе. Одним из направлений коммунистического воспитания было нравственное совершенствование человека, что во все времена являлось делом церкви.

В селе Евстратовка революционные настроения были так сильны, а классовое противостояние столь жестоко, что не только церковь разрушили, но и сожгли церковно–приходские книги, по которым можно было проследить родословные всего села. Только вот их поступки эхом отзываются в сегодняшнем дне. Тот, кто вел толпу на храм, знал, что валит не просто церкви. Под самый корень рубили крепы, коими веками держалась народная жизнь.

 Мой дедушка во время войны был ещё мальчишкой. Запомнился ему тот день, когда у церкви раздался взрыв. Немцы решили избавиться от высоких куполов и блестящих крестов, которые служили хорошим ориентиром для нашей авиации. Не поддалась церковь. На совесть строили русские мастера. Ещё взрыв и ещё… Стоит церковь, как стоит наш народ не взирая на все испытания, стоит, как стоят за правое дело. Звереют фашисты, сильнее заряд, мощнее взрыв. Склонился купол церкви в прощальном поклоне землякам, не отступившим от веры и не предавшим Родину. Больше в Евстратовке так не построили храма, было уже несколько попыток начать строительство, но дальше разговоров это не пошло. Не дали благословения на возведение  церкви. А на развалинах никто не строился. Кирпичи местные жители потихоньку разобрали на свои нужды. Строительный материал понадобился на хозяйственные постройки. Обыкновенная история обыкновенного сельского храма. Подобным нет числа. Все они позабыты.

 Заросло полынью горькой это место, сравнялось всё с землёй, стёрлись в памяти людской воспоминания. Пришли на это место экскаваторы, стали рыть котлованы под новые дома. Вместе с землёй на поверхности оказались кости людские, черепа.

Сейчас на месте церкви и сельского кладбища стоят две сельские улицы. Вдумайтесь: на чем они стоят?

  Архитектурный облик села в прошлом.

Неузнаваемо изменился за сто лет облик села. Теперь только благодаря воспоминаниям  старожил да искусно сделанным макетам мы можем представить, как выглядело наше село. Саманные выбеленные снаружи и внутри хаты-мазанки, покрытые соломой или камышом (по местному – «очеретом»), выстраивались в длинные улицы. Из-под соломенной крыши торчала довольно высокая труба.

«Хаты строилась длинной конфигурации, два окна выходило на улицу и одно - два во двор. Внизу, вокруг по всему периметру, хата обкладывалась невысоким ящиком из брёвен, куда засыпалась земля. Это устройство называлось «прызьбой». Вокруг окон и дверей для украшения обводили красной или чаще желтой каймой. Спереди хаты находилось крыльцо с навесом, столбами и решеткой с трех сторон.

Далее, за низенькой дверью и высоким порогом располагались сени, где был огорожен чулан. Из сеней вели две комнаты, тоже с низкими дверьми и высокими порогами. Внутри хата мазалась глиной и мелом обычно четыре раза в год – перед Пасхой, Рождеством, Троицей и перед престольным праздником. Потолок («горище») обмазывался сверху глиной и на нём помещали сушеные плоды, хлеб, выделанные овчины, ненужную одежду и другую всячину. Над сенями потолка не было. Позже начали строить хаты с высоким крыльцом, а внутри отделяли кухню и «кивнату» - чистую половину хаты.

Полы в хатах чаще всего были земляными, они периодически смазывались раствором глины с коровьим помётом. Летом, для отдушки, свежесмазанный пол посыпали полынем. Внутреннее убранство хаты очень скромно - деревянные лавки, деревянные кровати, устланные досками и перинами, посередине комнаты длинный некрашеный стол с ящиком, возле которого чаще всего стояли небольшая лавка и табуретки, на стене  «полыця» - полка для посуды.

 Печь было не только на кухне, но и в чистой половине.  У многих хозяев другая комната была там, где по-настоящему должен быть чулан, то есть в сенях. Она называлась «хатыною» и делалась иногда для стариков, а иногда использовалась как кухня. В чулане ставили молоко и другие припасы, а так же сундуки, которые назывались «скрынями». Если чулана не было, то в этом месте делался закром для зерна, хотя часто хлеб сыпался на потолок.

Передний угол хаты назывался «покутью», он или оклеивался обоями, или разрисовывался цветной глиной. В этом углу находились «образа». Местные жители очень любили украшать хату иконами, перед которыми висели лампады. Под иконами в углу лежали книги, если в семье были грамотные. Летом этот угол старались украсить васильками, гвоздиками, любистком и калиной. Перед «покутью» стоял большой стол, на котором стояли хлеб с солонкой. В простенке на большой стене висело зеркало, покрытое рушником из тонкого полотна, вышитого «гарусом»».[1]

Дворы были большие, огораживались невысокими плетнями из хвороста и лозы. В палисадниках, за плетнём росли мальвы, чернобривцы, васильки, черёмуха и калина.

Чинно стали в ряд хаты белые,

Окна светятся, что девичий взор,

Петухи поют ошалелые

И ведут старики разговор.

Я читаю эти строки, написанные Ниной Паляничко, и представляю себе былой облик сила. Очень жаль, что в селе не осталось ни одного такого дома, а ведь моя мама помнит, что в её детстве были целые улицы, застроенные хатами.

Ой, село моё, да раздольное,

Вдоль по берегу речки лежишь.

Расскажи ты мне, да привольное,

Сколько лет на земле ты стоишь?

Назови мне своих основателей,

Тех, кто первый здесь дом возвели.

Красоты твоей создателей,

Поимённо их всех назови…

 Писала в своём стихотворении моя бабушка - Нина Паляничко. С большой любовью и гордостью произносим мы эти слова. Нам есть чем гордиться, нам есть о чём задуматься и есть, что исправлять.                                                 

 Я родилась в селе Евстратовка. Родители, дедушки, бабушки, и прадеды жили здесь. Переезжали с одной улицы на другую, но из родной Евстратовки не уезжали. Уж больно хороши наши места, неброские, но завораживающие. Стоишь на берегу Чёрной Калитвы, смотришь в прозрачную воду, и каждая песчинка как на ладони. Ивы плакучие опустили свои косы прямо к воде…

Оба моих прадеда дошли до Берлина, но не прельстила их заграница, не отпустила их родина, позвала к себе родная чернозёмная земля, вернулись с победой домой. И в трудные голодные годы не поехал никто из них искать лучших мест, пухли от голода, а родные края не оставили. Не прельстил  город и моих родителей своей более лёгкой жизнью, остались жить в Евстратовке.

Может поэтому мне так дорога  эта щедрая и горькая земля.

 Использованная литература.

1.Болотов П. Е. «Слобода Россошь. Исторический очерк», издательство им.Е.А.Болховитинова, г. Воронеж, 2003г.

2.Коробко М. газета "История" издательского дома «Первое сентября» 34-35'2003 г., «Культура русской дворянской усадьбы»

3.Лихачёв Д. С.  «Письма о добром и прекрасном», с. 208 , М. «Детская литература», 1989г.

4.Морозов А. Я. «Россошь: земли родной начало», издательство Творческое объединение «Альбом», г. Воронеж, 2004г.